Дочка Google и британский фарм-гигант GlaxoSmithKline учредили компанию, сумма сделки $715 млн. Это знаковое событие – игра вышла на новый уровень.

В двух словах: биоэлектрическая медицина опирается на электрическое воздействие вместо химического. Мишень – главным образом, нервные волокна. Вместо таблеток и микстур – импланты или носимые устройства.

Почему она набирает силу? Две основные причины.

Первое, развивается техника: микро, нано, мощь вычислений, новые материалы (биосовместимая мягкая электроника) и т.п. Из свежего – neural dust, сенсоры размером с песчинку, их можно помещать в тело, и они работают.

Второе, скудные «успехи» фармакологии в лечении неврологических расстройств – там и правда все грустно. И все понимают, что тренд заболеваний нервной системы только усилится (старение населения, стрессы современного мира).

Почему сделка знаковая? Потому что появился новый крупный игрок, и ставка взлетела на порядок. Игра началась несколько лет назад, если не заглядывать слишком далеко – понятно, что пейсмейкеры и DBS (Deep Brain Stimulation, глубокая стимуляция мозга) прижились в медицине давно. Но всерьез отсчет пошёл с опытов Кевина Трейси (стимуляция блуждающего нерва) и прихода Криса Фамма в качестве руководителя GSK Bioelectronics R&D.

Фамм убедил GSK инвестировать в компанию Трейси $25 млн. Затем объявил Bioelectronics Innovation Challenge: $1 млн получит тот, кто «первым создаст небольшое, имплантируемое, беспроводное устройство, которое сможет записывать, стимулировать и блокировать функционально-специфические нервные сигналы конкретного висцерального органа».

Это было три года назад. Сперва десять отобранных команд получили по $200 тысяч, сегодня остались три финалиста – им дали по миллиону на исследования. Победитель возьмет еще миллион.

За два года включились DARPA и NIH. Теперь Google. И $715 млн – уже деньги.

Имя новой компании: Galvani Bioelectronics. Её возглавил Крис Фамм.

На наших глазах рождается новая стратегия, перпендикулярная фармакологии. Медицина будет меняться, но не только за счет генной терапии, о чем любят писать. Она будет меняться путем перехода на новый язык диалога с организмом. Этот язык – электрический.

Нервная система окутывает и пронизывает всё. Она – главный регулятор внутренних процессов, от эмоций и мышления до пищеварения и выделения. Научитесь «программировать» на этом уровне, и вам не придется ковыряться внизу, в молекулах (по крайней мере, часто). Молекулы взаимозаменяемы, и потому обманывают.

Здесь скрыта еще одна идея, более философская: переход от пассивного организма к активному. Не делать работу за него, вводя недостающие вещества, а перезапустить их производство. Включить программу. В том числе по регенерации.

Но и без всякой философии ясно: область очень интригующая и на взлёте. Объем рынка будет стремительно расти. Делайте выводы.

Завершу преамбулой к симпозиуму по биоэлектронной медицине, который пройдет в сентябре 2016:

…мы делаем новый шаг к многообещающему направлению – биоэлектронной медицине, которая позволит естественно воспроизвести терапевтический эффект лекарственного средства, т.е. путем мобилизации природных рефлексов организма разработать эффективные, безопасные и экономичные альтернативы таблеткам и инъекциям.

См. также статью Birmingham et al. Bioelectronic medicines: a research roadmap, опубликованную в Nature Reviews Drug Discovery.

Из интервью с главой фонда «Наука за продление жизни» Михаилом Батиным мы узнали, как продлить жизнь мухе дрозофиле, мыши и человеку, вырастить печень и «напечатать» мочевой пузырь, распрощаться со старостью и что крионика – технология воскрешения из мертвых.

Михаил Батин возглавляет фонд «Наука за продление жизни» - единственную в России организацию, которая популяризирует и стимулирует антиэйджинговые исследования. Фонд занимается различными проектами в области продления жизни человека.

 

 

- Прежде всего, это организация научных исследований. Сегодня в науке антиэйджинга требуется осуществить довольно большой их спектр. Это исследования в области регенеративной медицины, изучение фундаментальных механизмов старения, эксперименты по созданию трансгенных животных, живущих дольше, чем обычно, внедрение в клиническую практику диагностики старения и, конечно, разработка и реализация подходов, существенно продлевающих жизнь человека. Мы занимаемся как организацией научных исследований, так и пропагандой необходимости продления жизни человека. 

- Первое – это увеличение продолжительности жизни мух дрозофил на 70%. Исследования провел доктор биологических наук, заведующий лабораторией молекулярной радиобиологии и геронтологии Института биологии Коми НЦ УрО РАН Алексей Москалев, а мы их финансировали. Второе – мы осуществили ретрансляцию технологий, с применением которых в России была впервые выращена биоинженерная трахея. Она состоит из искусственной части с использованием собственных клеток пациента. Специально для проведения этой операции и передачи технологий мы пригласили в Россию итальянского хирурга, видного специалиста по регенеративной медицине в Европе Паоло Маккиарини, который придумал и осуществил технологию выращивания биоинженерной трахеи. Весь этот проект обошелся в 250 тысяч евро. 

Наш фонд помог Паоло Маккиарини подготовить все документы для мегагранта, и в результате он получил 150 млн. рублей, на которые была создана большая хорошая лаборатория по регенеративной медицине в Краснодаре. После этого было проведено еще две операции по выращиванию и трансплантации трахеи, и в данный момент готовится третья операция. 

Однако сейчас наш основной проект – проведение конференций по генетике старения и долголетия. Это популяризаторская, образовательная и научная работа. В апреле следующего года к нам на конференцию приедут лучшие ученые мира и расскажут о своих проектах, в том числе потенциальным инвесторам. Одним экспериментом нельзя решить проблему старения. Нужны коллаборация и множество усилий. И так как мы ограничены в ресурсах, то такая деятельность на данный момент является самой полезной и правильной. 

- Сначала делается каркас из полимеров в виде воздуховодной трубки. У пациента вырезается пораженный участок трахеи, на его место вставляется каркас. Далее из костного мозга берутся клетки, сортируются, выбираются стволовые клетки. Их наносят на каркас и добавляют три фактора роста. За две недели образуется эпителиальная ткань, и человек спокойно дышит. Все проведенные операции закончились успешно. 

- В США есть ведущий специалист по выращиванию биоинженерной печени – Энтони Атала. Он вырастил несколько видов тканей – около 30 – и в том числе заселил клетками каркас мышиной печени. Мы предложили ему попробовать сделать в России полноценную работающую человеческую печень. На эту тему очень много разговоров, и мы даже выиграли конкурс с этим проектом, но потом конкурс был отменен. Министерство обороны посчитало, что это слишком амбициозный проект. 
 

 

- Есть три направления в области выращивания органов. Первое – каркасное направление, как в случае с трахеей, когда мы берем каркас, наносим клетки, стимулируем рост. Здесь еще необходимо решить такую проблему, как васкуляризация, т.е. прорастание кровяных сосудов. Нужен каркас, который сумеет сохранить сосуды, и такие каркасы уже существуют. В Воронеже есть группа ученых под руководством Игоря Артюхова, которым удалось это сделать. Когда у нас есть готовый непротекающий каркас, мы заселяем его клетками, даем этим клеткам ростовые факторы, факторы дифференцировки гепатоцитов (чтобы образовались нужные нам клетки). Печень вырастает, и получается орган. 

Второй способ – 3D-биопринтинг, когда мы прямо на принтере печатаем ткани, например, хрящевую ткань. 3D-принтер– обычное механическое устройство, в которое вместо чернил «заливаются» определенные клетки, и он выкладывает их в нужной последовательности в нужную форму. Компания Organic уже сделала с помощью такого метода кости. Также есть мочевой пузырь, напечатанный на принтере. Это полый орган, поэтому его легко напечатать и трансплантировать. Директор Института регенеративной медицины Вэйк Форест Энтони Атала выполнил пересадку такого мочевого пузыря. Но вот функционирующего органа, напечатанного на 3D–принтере, еще нет. 

Третий способ – механизмы эмбриогенеза, с помощью которых можно сделать так, чтобы нужный нам орган вырос сам. Например, одна клетка, зная программу развития, может вырасти в целую печень. 

- Это теория, но ведь мы вырастаем из одной клетки. Точно так же можно вырастить орган. Я сторонник именно этого метода. Вообще, я сторонник клонирования человека как сверхважной технологии и считаю, что это ничем не отличается от экстракорпорального оплодотворения. 

- Генетика это основное направление. Даже если мы говорим о борьбе со старением, то, в конечном счете, это все равно генетика. Мы воздействуем с помощью определенных веществ на гены. Второе – регенеративная медицина, когда мы выращиваем органы. Третье – киборгизация органов, когда мы заменяем различные органы их искусственными аналогами. Искусственное сердце, например, уже было имплантировано. А если мы сумеем создать искусственную кровь, которая будет доставлять все, что нужно для мозга, то мы вообще не особо будем нуждаться в остальных органах. Если мы создадим экзоскелет, он будет гораздо сильнее, чем человек. Мало того, существуют даже эксперименты по моделированию некоторых участков мозга, например, мозжечка. Наконец, четвертое направление – моделирование сознания, то есть перенос сознания на другой носитель. 

- Да, это фантастично, но как раз в этом направлении существуют два проекта– Blue Brain («Голубой мозг») и Human Connectome («Коннектом человека»). Под один из них выделен миллиард долларов, под другой – три миллиарда долларов, и я думаю, полная карта нейронных связей головного мозга будет сделана довольно быстро. Это 100 млрд. нейронов. Ученые планируют сделать полную компьютерную модель мозга. Проекты реализуются в США и в Европе. 

Кстати, есть еще и пятое направление на тот случай, если человек уже умер, это крионика. Крионика– лучшее действие в худших обстоятельствах. Даже если человек умер, мы можем поместить его в жидкий азот и ждать появления технологий будущего, которые смогут восстановить жизнедеятельность организма. В принципе, понятие о том, что такое смерть, менялось в истории человечества. Сначала смертью считалось обездвиживание, потом – остановка дыхания, потом – остановка сердца, сейчас – остановка электромагнитной деятельности мозга. Однако стволовые клетки после этого живут еще в течение целой недели. Так давайте мы их заморозим и будем ждать технологий, благодаря которым то, что мы считали смертью раньше, в будущем таковым не будет являться. Поэтому крионика является одним из важнейших направлений в области продления жизни человека. 

 

 

 

Вполне возможно, в скором времени в России будут использоваться в клинической практике эффективные инновационные иммуноонкологические препараты для лечения тяжелых форм рака. Такие препараты применяются в европейских странах и в США с 2011 года.

Первый такой препарат, наконец, был зарегистрирован в России весной этого года, но уже скоро на российский рынок выйдут и другие лекарственные средства этого класса.

Однако иммунотерапия – весьма дорогостоящий метод лечения, поэтому для обеспечения его доступности для пациентов необходимо включение подобных инновационных препаратов в государственные стандарты лечения и льготные списки. Понятно, что для российского здравоохранения, бюджет которого уже и так максимально урезан, это большая проблема.

Чтобы хоть как-то сдвинуть ситуацию с мертвой точки, Российское общество клинической онкологии (RUSSCO) и Российское общество патологоанатомов (RSP) инициировало программу, целью которой является стандартизация диагностики для новых иммуноонкологических препаратов и выявления пациентов, для которых данная терапия окажется наиболее эффективной.

 

Иммуноонкология – прорыв в лечении самых тяжелых онкологических заболеваний

 

Одним из ключевых достижений за последние десятилетия ученые называли таргетную терапию, которая позволяет «поражать» опухолевые мишени, не затрагивая, в отличие от химиотерапии, здоровые клетки.

Сегодня новым прорывом называют появление таргетных иммуноонкологических препаратов, воздействующих уже не только на саму опухоль, но и «запускающих» собственную иммунную систему больного, чтобы она могла самостоятельно уничтожать раковые клетки.

Иммуноонкология, благодаря, в том числе и достижениям молекулярной биологии, в настоящее время достигла небывалых высот. Это направление многие специалисты считают одним из самых перспективных в борьбе со многими онкологическими заболеваниями, включая и самые тяжелые, для которых раньше прогноз был неблагоприятным.

«Появление нового направления – иммуноонкологии – это, конечно, огромное достижение, потому что наконец-то мы стали использовать собственные возможности организма в борьбе с онкологическими заболеваниями, не привнося что-то внешнее, а именно заставляя нашу иммунную систему работать более эффективно», – говорит профессор, д.м.н., замглавы по научной работе РОНЦ имени Блохина Сергей Тюляндин.

 

Опухоль - не пассивный наблюдатель, она умеет «обманывать» иммунную систему организма

 

Раковые клетки являются чужеродными для организма, поэтому иммунная система должна их распознавать и уничтожать. Для этого природой предусмотрен особый механизм.

Опухолевые антигены (то, что раковые клетки отличает от нормальных) должны быть представлены иммунным клеткам организма – Т-лимфоцитам. Для этого в организме существует система представления опухолевого антигена. Его осуществляет дендритная клетка. После того, как представление произошло, Т-лимфоциты начинают активироваться и делиться. Уже имея информацию о противоопухолевом антигене, встречаясь с раковыми клетками, Т-лимфоциты их уничтожают.

Так должно происходить, и так в большинстве случаев и происходит. Но на определенном этапе могут оставаться единичные клетки опухоли, которые Т-лимфоциты не смогли распознать и уничтожить. Эти клетки могут формировать опухоль, выходящую из-под иммунного контроля.

Дело в том, что, к сожалению, опухоль - не пассивный наблюдатель, она умеет «обманывать» иммунную систему организма, мешая ей осуществлять полноценный иммунный ответ.

Для этого она может выделять особые биологические вещества, подавляющие иммунитет. В этом случае, на поверхности активированного Т-лимфоцита, после того, как ему уже была представлена раковая клетка, опухоль может экспрессировать особый антиген – CTLA4. Этот антиген связывается с субстратом на дендритной клетке, и Т-лимфоцит уже не может найти и уничтожить опухоль - иммунный ответ тормозится.

Существует и другой механизм, когда уже на поверхности самой опухоли экспрессируются рецепторы PD1 и PD2, которые затем связываются с соответствующими лигандами на активированном лимфоците. И опять происходит торможение иммунного ответа.

Если не дать опухоли экспрессировать эти рецепторы, то собственный иммунитет организма начнет активно бороться против раковых клеток.

 

Первые иммуноонкологические препараты

 

Несколько лет назад появились препараты - так называемые ингибиторы регуляторных молекул ключевых этапов иммунного ответа, которые работают как раз по такому принципу, снимая торможение иммунного ответа.

В 2011 году в Европе и США был зарегистрирован первый такой препарат для лечения метастатической меланомы - анти-СТLA4 моноклональное антитело. А в 2015 году уже были зарегистрированы препараты для лечения терминальных стадий рака легкого, меланомы и почки (анти-PD1 моноклональные антитела).

В 2016 году выходит анти-PDL1 препарат (атезолизумаб), который получил от FDA (Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США) статус «терапия прорыва» в лечении распространённого рака мочевого пузыря и немелкоклеточного рака легкого.

С момента начала клинических испытаний данных препаратов прошло уже достаточно времени, чтобы судить о том, что они действительно эффективны.

Как отмечает Сергей Тюляндин, когда мы говорим о метастатическом процессе, то эффект от химиотерапевтических препаратов достаточно короткий. Но, если в этом случае применять иммуноонкологические препараты, то эффект будет намного длительней.

«Например, больные с метастатической меланомой, самой страшной и злой опухолью, живут за счет таких препаратов до 10 лет. Если бы мне кто-то сказал это пять лет назад, я бы никогда в это не поверил», – комментирует Сергей Тюляндин.

 

Что будет в России

 

Весной 2016 года впервые иммуноонкологический препарат ипилимумаб был зарегистрирован в России. Атезолизумаб и другие препараты имунноонкологического ряда ожидаются к регистрации в 2017-2018 годах.

Но здесь существует большая проблема. Дело в том, что, по опубликованным данным, к сожалению, иммуноонкологические препараты оказываются эффективными только для 20-30% больных. Почему - сказать пока сложно.

Именно на вопрос, для каких пациентов терапия иммуноонкологическими препаратами будет особенно эффективна, российские специалисты и пытаются ответить. Для этого Российским обществом клинических онкологов, Российским обществом патологоанатомов при поддержке компании-разработчика иммуноонкологического препарата будут разработаны единые стандарты тестирования пациентов на необходимость применения инновационной иммунотерапии.

Здесь стоит добавить, что стоит такое лечение, как и вся инновационная терапия, дорого. По словам главврача городской больницы №62 Анатолия Махсона, стоимость лечения метастатической меланомы может достигать до 40 тыс. евро на одного пациента.

Очевидно, что для России - это непростая история.

«Поэтому очень важна подготовительная работа для отладки диагностических моментов, чтобы ответить на вопрос, какие больные будут отвечать на лечение. Эффект у этих препаратов – фантастический, но важно понять, на каких больных, какие препараты будут действовать», - говорит Сергей Тюляндин.

Современные таргетные иммуноонкологические препараты направлены на блокирование взаимодействия лиганда PD-L1, расположенного на опухолевой клетке, и рецептора PD1, расположенного на поверхности T-клетки. Поэтому перед началом лечения необходимо определить наличие PD-L1белковых компонентов, если их много – значит опухоль защищена от T-клеток, и новые препараты нужны для разрыва данной связи, если нет – то вероятность того, что анти-PDL1/PD1 препараты будут эффективны, ниже.

Сергей Тюляндин добавляет, что Российское общество клинических онкологов уже давно развивает программу молекулярно-генетического тестирования в онкологии, причем, вне рамок государственного финансирования.

«Мы с Минздравом уже не раз встречались и говорили о том, что у нас есть сеть таких лабораторий, есть подготовленные врачи и специалисты – просто возьмите их на финансирование. Но это очень тяжелый вопрос – ведь, если внести методы молекулярно-генетического тестирования и морфологического анализа опухолей в стандарты лечения, тогда государство обязано будет финансировать эти затраты. Это должно случиться. Во всех развитых странах эта система работает именно так. Но, когда это случится в России, непонятно. Об этом мы говорим уже лет пять. Стандарты написаны. Они два года назад были отправлены в Минздрав. Но пока никакого движения нет», - говорит Сергей Тюляндин.

15.08.1016 Источник: infox.ru